Все... Получено "добро" от руководства ГУИН по Пермской области на поездку в Чеченскую республику совместно с бойцами спецназа "Медведь". Построение. Молебен. Суета проводов. Краткий инструктаж начальника ГУИН полковника Виктора Злодеева - и по вагонам. В пути предстоит провести четверо-пятеро суток. Для ребят это не первая командировка "на войну". Пермские "медведи" давно и прочно прописались на Северном Кавказе. Создается впечатление, что географию этого региона ребята знают лучше, чем родное Прикамье. Оно и понятно. У многих за плечами по 10-14 поездок в Чечню, Дагестан.

Кто-то "шибко умный" из МПС составил маршрут движения нашего состава через Ростов. Это намного дальше, да и дороже, чем через Волгоград. В Лихой наши вагоны ставят в тупик. Будем шестнадцать часов ждать попутного поезда до Прохладной. И уже дальше на Моздок.

В составе отряда Пермского ГУИНа четыре женщины. Девчатам предстоит досматривать женщин, входящих в здание правительства. Это новшество пришлось ввести после взрыва пылесоса в руках у чеченской девушки. Трагедия произошла в туалете здания правительства осенью прошлого года. Уборщица помещений решила проверить работу пылесоса и включила его в сеть... А она должна была почистить ковер в кабинете у Ахмада-хаджи Кадырова, главы администрации Чеченской республики. Кто пронес взрывчатку в здание и установил ее в пылесосе, до сих пор не ясно. У входящих женщин досматривают сумки. Но под длинные юбки никто не лезет...

Моздок встречает нас моросящим дождиком. Колонна машин, которая должна доставить нас в Ханкалу, не прибыла. "Медведи" выгружаются "на грунт", ночь придется провести под открытым небом. На освободившиеся места в вагонах загружаются свердловчане. У них командировка закончилась. От них узнаем нерадостные вести. Пошла "зеленка", и на дорогах начались подрывы. По всем комендатурам и блок-постам прошла команда "Стоп колеса!". Сегодня, 14 апреля, на фугасе подорвался уазик с милиционерами. Четыре человека погибли (мы еще не знали, что погибли наши пермские ребята).

Именно поэтому утром мне и фотокору Володе Власову в машинах места не оказалось. Лишняя головная боль не нужна ни полковнику Виталию Злобину, ни командиру спецназа Славе Дунькину.

Расстроившись, что нас бросили, мчимся на военный аэродром Моздока. Лишь бы заместитель командира части Иван Саркисов оказался на месте. А не в отпуске, командировке. Или того хуже, не перевелся к новому месту службы. Через час поисков и ожиданий здоровяк Иван сгребает меня в свои объятья. Тысяча вопросов: "Как семья, как дети, каким ветром тебя снова занесло на Кавказ"?

Узнав о наших проблемах, майор обещает их решить быстро и оперативно. А пока силком тащит в столовую летного состава. Кормить голодных журналистов.

Около штаба груда искореженного металла. "Борт номер... - уныло комментирует Иван. - Отличный был экипаж. На борту погибли четырнадцать человек. Сбили около Ханкалы. Один из погибших - журналист "Комсомолки..." От увиденного становится страшно. Еще страшнее, когда мы узнаем, что с начала года бандформированиями сбито восемь винтокрылых машин. Из экипажей и пассажиров уцелели единицы.

После сытного обеда в офицерской столовой в голову лезут предательские строчки из песни: "...Поручик, а может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля?.."

В кабинет влетает Иван Саркисов: "Хватайте вещи. Сейчас идет борт до аэропорта "Северный". Вас подкинут. А там, как Бог на душу положит". С чисто южным темпераментом на ходу инструктирует нас майор. И берет с нас честное слово, что на обратном пути мы обязательно погостим у него в авиачасти подольше. (Извини, Иван, выбирались кружным путем, на попутке. Не свелось и на этот раз).

В боевой вертолет садятся четырнадцать пассажиров. Все возвращаются из отпусков в свои части. Женщины-медички весело обсуждают модные одежды из глянцевого журнала. Сержант-срочник воткнул в уши "дебильнички" и слушает "Машину времени", пожилой полковник милиции читает роман Пикуля. Такое впечатление, что все едут на дачу в электричке, а не летят на войну. Лестница-стремянка убрана, люк захлопнут, винты медленно начинают раскручиваться. Все, мы отрываемся от бетонки аэродрома Моздока и берем курс на Грозный. Мысленно обращаюсь ко всем известным мне богам с просьбой, чтобы количество взлетов равнялось количеству посадок...

Мы и не заметили, как быстро закончился полет. Через сорок минут выпрыгиваем на летное поле разбитого войной аэропорта Грозного. Рядом с аэропортом казармы 46-й бригады внутренних войск. Видно, что бригада прибыла в город надолго: уже построены капитальные казармы, штаб, медпункт, столовая. Все новенькое, блестит свежей краской, вымытыми окнами, чистыми дорожками и побеленными бордюрами. На выезде - блокпост со шлагбаумом. Дежурят два замызганных солдата. Они весело перебрасываются шутками с водителями редких легковушек, которые приезжают... за авиапассажирами в аэропорт.

Ребята подходят к нам.

Просят предъявить документы. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что солдатики - наши земляки. Один, Володя Трушников, из Перми. Призывался из Индустриального района. Просит записать телефон родителей и позвонить, сообщить, что у него все нормально. Второй, нижнетагилец Олег, фотографироваться категорически отказался. Вчера, в темноте, наступил бедолага на грабли. Об этом напоминает синяк под правым глазом: "Это не "неуставняк". Вы не подумайте. У нас этого нет. Ведь все с оружием дежурим". "Вы только родителям передайте, что все у нас хорошо, - просит пермяк Володя. - Кормят отлично, я даже на 12 кг поправился, штаны не сходятся. Район тихий, обстрелов нет. Бытовые условия нормальные. Придем со службы - помоемся в душе, переоденемся в чистую форму. Неохота ее таскать на блокпост. Через неделю она будет похожа на грязную спецовку. Ведь приходится и под машины залазить, и в кузове грузы досматривать". Ребята тормозят "Жигули" и просят пожилого водителя подбросить нас к Дому правительства. Водила соглашается, если мы заплатим по 100 рублей с носа (увы, такие расценки!) Мы забираемся на заднее сиденье раздолбанной "шестерки", впереди усаживается красивая молодая чеченка. Малика, так зовут девушку, работает в аэропорту. Раньше была диспетчером по полетам. Сейчас работает в технической службе. Узнав, что мы журналисты, начинает изливать свою боль на наши бедные головы.

- Вчера ночью у нас, в Старых Промыслах, была "зачистка". В дома врывались люди в масках и в камуфляже. Искали оружие, наркоту, взрывчатку. Забрали десять мужчин. Кто они такие - никто не знает. Может, ОМОН, может, ФСБ, может, спецназ, а может, и боевики. Куда увезли задержанных, не- известно. Да вы все равно об этом не напишете. Вам надо показать, что в Чечне все хорошо. Войны нет. Когда же вы, русские, уйдете из Грозного, чтобы жить спокойно? - зло кидает красавица.

- Мы уже один раз уходили. И что получилось? Не по приговору ли вашего, шариатского, суда именно вот здесь, - я киваю за окно автомобиля - проходили ежедневные расстрелы русских, армян, евреев, чеченцев? А женщин просто забивали камнями, если доказывали "связь" с русским. Малика обиженно замолкает и отворачивается. Пожилой водитель усмехается в седые прокуренные усы и молчит. От предложенных денег за проезд он отказывается. "Храни вас Аллах, ребята", - прощается он. И крепко жмет на прощание руки.

Оказывается, мы прибыли в Грозный раньше пермской колонны. На КПП стоят кемеровцы, они ждут смены из Перми. Быстро улаживаем проблемы с пропусками на территорию Дома правительства. И попадаем в объятья оперативников-пермяков. Они несказанно рады нашему появлению. Прибыли ребята раньше отряда на пять дней, уже успели обустроиться, наладить связь с местными властями, милицией и торгашами на мини-рыночке. Последние подбрасывают операм кое-какую информацию. Ребята тащат нас в свой вагон, быстро договариваются с соседями-саранцами насчет бани и организуют нам ужин. Во время трапезы в столовой появляется угрюмый полковник. Усаживается напротив нас и медленно начинает поглощать вермишель с тушенкой. "Кто такие? - раздраженно спрашивает он. - Журналисты? Из Перми?" Он внимательно нас разглядывает. И тут я вспоминаю этого полковника. В 2001 году он был руководителем оперативного штаба в Чернокозово. Тогда он мне обещал интервью с начальником финслужбы Масхадова. Тот содержался в СИЗО. Но не получилось.

- Вы полковник Ульянов, Аркадий Михайлович? Мы встречались в Чернокозово, - напоминаю я. - Полтора года назад...

- А ты, кажется, Сан Саныч? - полувопросом завершает нашу "дружескую беседу" Ульянов. Поблагодарив повариху за ужин, он удаляется, водрузив на голову камуфляжную панаму. И тут я вспоминаю, что за глаза подчиненные зовут его Шляпа. Именно из-за этой панамы. Но мало кому известно, что этот головной убор он носит еще с первой чеченской кампании. Говорит, что шляпа приносит ему удачу. И как человек суеверный (а на войне все становятся чрезвычайно суеверными), таскает панаму из командировки в командировку. Пока цел и невредим (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), хотя контузия была.

Утром идем в пресс-службу правительства и получаем дополнительный инструктаж. В город выходить только в сопровождении военных. Фотографировать и снимать на видео с разрешения оперативников ФСБ. Все передвижение по республике ограничить до нуля. Пришла весна - начались подрывы... А за "голову" журналиста платят. И неплохо.

Огорошенные такими правилами поведения, бредем к себе в вагон. На КПП сталкиваемся с Людмилой Авериной из "Аргументов и фактов". "Коллеги, плюйте на запреты и делайте свою работу, - мудро комментирует она происходящее. - Завтра хотите уехать в Аргунское ущелье? Сейчас я вас познакомлю с главой администрации. Он все организует".

Сайдасан Дузаев, действительно, все организовал. Мы быстро договариваемся о месте и времени встречи и отправляемся в город. Осмотреться.

Город поражает развалинами. Война не пощадила ни одного здания в центре города. Одни руины, заколоченные фанерой окна, таблички "Мины!" И кругом бурлит торговля. Мини-рынков в городе не счесть, купить можно все, что угодно, - от вермишели до "Мерседеса" последней модели. Были бы деньги. Даже мельком глянув, понимаешь, что жизнь возвращается в этот истерзанный край. На углу вывеска "Химчистка", рядом кафе-шашлычная, часовая мастерская, магазинчики. На дорогах женщины в оранжевых жилетах убирают грязь, мужики латают разбитый асфальт (а может, фугас ставят?!). Совсем рядом дом в строительных лесах - недавно открылось общежитие на 680 мест для вернувшихся в Грозный беженцев.

Вернуться в расположение вовремя не удается. Перед воротами комплекса правительственных зданий собралась толпа орущих женщин. Выкрикивая ругательства на чеченском и русском (даже без акцента!) языках, они пытаются "штурмом" взять ворота. Военные, предвидя такое, подперли ворота боевой машиной пехоты. А сами выстроились цепочкой и пытаются аккуратно оттеснить орущую толпу подальше от КПП. Это вызывает бурную ответную реакцию: женщины просто звереют. Старушки острыми кулачками начинают лупить военных. Они плюются, размахивают суковатыми палками. Молодухи подпирают бабулек сзади.

Мужчины, сидя на корточках, наблюдают за спектаклем метров с 40-50. Мирно покуривая, они посмеиваются, комментируя действия отдельных старушек. Из стоящих рядом "Жигулей" за импровизированным митингом внимательно наблюдают трое - чеченец за рулем и два европейца. Делают какие-то пометки в блокнотах. Фотографировать опасаются. (Позже мы узнали от оперов, что именно эти три субъекта выдавали женщинам деньги. Кому 100, кому 50, а кому 500 "деревянных". Видимо, каждая работа должна оплачиваться...) Подходит колонна машин с пермскими спецназовцами. Простояв минут сорок в импровизированной пробке, машины разворачиваются и уезжают. Наверно, где-то есть запасной въезд на охраняемую территорию.

Около нас постоянно крутится молодой чеченец. Несколько раз он бросал отрывистые комментарии. Зло сплевывая себе под ноги, обращается к нам... по-чеченски. Тут же переходит на русский: "Вчера были две "зачистки". В Старых Промыслах и в Атагах. Взяли двадцать человек. Все при оружии. А кто сейчас дома не держит автомат? На всякий случай... С людьми разберутся. И если не виновен, отпустят через 72 часа по домам. А эти, - он кивает на женщин, - хотят, чтобы всех отпустили немедленно. И еще в придачу двадцать человек из СИЗО, которых задержали еще в феврале-марте. Дуры, шли бы лучше огород копать. Незачем женщинам в мужской разговор вмешиваться..."

Мы с опаской косимся на сверхосведомленного неизвестного собеседника. И молча перемещаемся подальше от места беседы. Возможно, это провокация. От незнакомца лучше держаться на расстоянии.

В этот момент внимание женщин переключается на группу хорошо вооруженных чеченских милиционеров. Толпа от ворот бросается к ним. Крик, шум, гвалт. Каждая кричит что-то свое, хватают старшего в группе за руки, куртку.

Высокий и статный чеченец, обвешанный оружием, гранатами и рациями, как киношный Рэмбо, выкрикивает две-три гортанные фразы. Женщины моментально замолкают и уважительно слушают милиционера. Он еще говорил пару минут, оживленно размахивая руками и страшно вращая карими глазами. Затем с достоинством уселся в синюю "Ниву" и уехал. Женщины, поправляя растрепанные волосы под платки, тихо расходятся. Еще раньше, мы даже и не заметили, с пятачка перед КПП испарились мужчины. Их как ветром сдуло.

Военные отогнали от ворот БМП, проверили все урны, углы и уголочки и, не найдя ни одного подозрительного предмета, возобновили работу КПП.

Предъявляем редакционные удостоверения, аккредитационные карточки и проходим на территорию правительственного комплекса. Интересуемся у офицера, кто были эти чеченские милиционеры, которых послушалась толпа разъяренных женщин.

- Чеченский ОМОН. Это похлеще нашего ФСБ, милиции и спецназа вместе взятых. Ребята что надо, - в голосе офицера улавливаем нотку зависти. - Работают без оглядки на начальство, Москву и всякие там международные правозащитные фонды. Все "кровники" для режима Масхадова. Таких бы побольше, быстрее покончили со всей этой "кашей"...

В расположении спецназа столпотворение. Пермяки выгрузились, перетаскивают вещи в помещение разрушенного склада. Кемеровцы спешно грузятся на машины. Надо успеть выехать из Грозного до наступления запрета на передвижение. В противном случае - сидеть на вещах еще сутки. Колонна быстро грузится, и тяжелые "Камазы" прощально посигналив, уезжают. За форкоп последней машины по традиции привязана метла...

Наши оперативники нас "потеряли". Узнав, где мы бродили-ходили, советуют воздержаться от самостоятельных передвижений. По информации, в город пробираются отдельные группы боевиков. На дорогах за сутки четыре подрыва. Есть жертвы. Был радиоперехват переговоров чеченских боевиков. На 20 апреля, день рождения бесноватого фюрера, в городе планируется ряд терактов. "Лучше мы вас познакомим с милиционерами из Ленинского РОВД Грозного. "Качайте" из них информацию. На "зачистку" съездите. Все под охраной да под присмотром".

Благодарим мужиков. Завтра утром мы уезжаем в Шатой с главой администрации. Оперативники внимательно выслушали нашу информацию, записали фамилии, адреса и телефоны наших родных и близких. Утром в условленном месте машины главы администрации Шатойского района не оказывается. Поеживаясь от утренней прохлады, решаем - ждем еще двадцать минут и возвращаемся в расположение пермяков. Досматривать сны.

Из-за поворота выруливает микроавтобус "Соболь". На скорости подлетает к нам и резко тормозит. За рулем сам глава района - Сайдасан Дузаев. Из машины выходит... вчерашний комментатор событий у КПП. Улыбаясь, представляется: Асланбек, сотрудник милиции. Глядя на наши удивленные физиономии, Сайдасан Тагирович поясняет, что Асланбек вчера ходил за нами по городу буквально по пятам. Разве что в затылок не дышал. Нас охранял. А мы этого и не заметили. Вот это профессионализм! Машина под завязку загружена коробками с компьютерами, факсами, ксероксами, принтерами и прочей оргтехникой.

- Один - в школу, один - в УГРО, милиционерам, один в паспортный стол, потом - медикам, что останется - в администрацию, - Сайдасан Тагирович кивает на коробки. - Правительство республики выделило. А раньше 15 компьютеров для сельских школ дал президент Путин.

Заправившись бензином у уличной торговки (в республике нет ни одной АЗС) и покружив по городу, выскакиваем на трассу. Выскакиваем - это громко сказано. Везде блок-посты, через 1-1,5 км тормозим, предъявляем документы. По блокам можно учить географию России: Бурятия, Курск, Курган, Мурманск, Рязань, Новгород, Астрахань, Самара, Питер - кого мы только не встретили! Ей-богу, вся Россия собрана на участке 150х150 км. И имя этому участку - Чечня.

После совещания с телохранителями-милиционерами Сайдасан выбирает маршрут движения. Он хоть и длиннее, зато безопаснее. "Мне часто приходится ездить на совещания в Грозный и Ханкалу. Меняю машины, номера и маршрут. Никогда никому не говорю, куда еду и во сколько. - Сайдасан ловко управляет машиной, объезжая ямы и лужи на дороге. "Соболь" неистово подпрыгивает на рытвинах, но водитель не сбавляет скорость. - Меня на эту должность рекомендовал Николай Кошман. Моя прямолинейность не нравится многим. И федералам, и боевикам, и местным. Меня уже не раз предупреждали: "Прижми язык и молча делай свое дело. Не ругайся с властью - себе дороже. "Подлянку", в смысле фугас, могут подложить любые силы".

Я удивляюсь, человек говорит страшные вещи, а в глазах бесенята пляшут. За два года в районе ни одного подрыва, ни одного похищения, люди ночью спят спокойно. Артобстрелов нет. "Нам - я имею в виду администрацию района и старейшин - удалось найти общий язык и с армией, и с бандитами. Это же Аргунское ущелье - прямая дорога в Грузию. Там отлеживаются банды Масхадова, Гелаева, Закаева. Через наш район они предпочитают не ходить. Мы чтим закон гор: любой путник - гость в твоем доме. Но для этих шакалов у нас нет места за столом..."

За окном машины - прекрасная дикая природа Кавказа. Где-то внизу, в ущелье, ревет река. Слева - отвесные горы. На изумрудных лугах пасутся стада тощих, после зимы, коровенок. В тумане виднеются величественные каменные сторожевые башни. И везде на господствующих высотах блок-посты наших войск.

Машина, петляя по горному серпантину, как загнанный заяц, все дальше увозит нас в Аргунское ущелье. Груз коробки с огртехникой и компьютерами так и норовит обрушиться и похоронить под завалом пассажиров микроавтобуса... - двух милиционеров и двух пермских журналистов. Глава Шатойского района Сайдасан Дузаев продолжает рассказывать:

- В районе разрушено более 2000 домов. Целевая программа восстановления народного хозяйства Чечни, утвержденная Президентом РФ Путиным, не работает. Если при Николае Кошмане (полномочный представитель Президента РФ в Чечне) каждый третий рубль от продажи чеченской нефти шел на восстановление республики и строительство жилья, то теперь в карманах ветер гуляет. На 2002 год на Шатойский район из госбюджета выделено всего 30 млн рублей. Скоро лето, но мы не получили еще ни рубля. А зима у нас, как и у вас на Урале, наступает в октябре. Времени для строительства остается в обрез. Мы составили списки очередников. В основном это вдовы, сироты, участники Великой Отечественной войны. Каждую кандидатуру утверждали на деревенских сходках. Здесь никого не обманешь. Все друг друга очень хорошо знают. Все родственники, выходцы из одного или другого тейпа (рода). И если меня спрашивают, почему семья М. будет строиться в первую очередь, я отвечаю: "Спросите у старейшин рода Алерой. Они принимали решение построить вдове и семерым детишкам жилье в первую очередь. Или вы хотите, чтобы бедная семья продолжала жить в подвале? Вместе с курами, индюками и коровой? Люди понимают и уходят. Так мы уже восстановили 79 домов. На очереди еще 250. Это по всему району. У нас в районе проживает более десятка русских семей. Ни в первую, ни во вторую кампанию, они не покинули свои дома. Приходили с гор бандиты - пытались грабить, грозили поубивать всех русских. Соседи-чеченцы прятали у себя по домам русских соседей. Предлагали помощь в переезде в Россию и транспортом, и охраной. Но никто не уехал. У нас в школе директор и завуч - русские женщины. Много лет учат наших ребятишек. Машина подруливает к школе. Два года детишки учились в армейских палатках, которые отапливались буржуйками и освещались керосиновыми лампами. Новое здание сдано в эксплуатацию в марте этого года. К окнам прилипают любознательные ребячьи личики. Они плющат носы об оконные стекла, пытаясь рассмотреть, кто приехал и что привез. На пороге школы нас встречает завуч (директор уехала в горный аул к родственникам). Эта женщина вот уже тридцать лет учит ребятишек русскому языку и литературе. Молоденькой студенткой Саратовского пединститута она вышла замуж за красавца солдата. И наперекор родительской воле уехала в горное село. Сейчас эта мужественная женщина воспитывает двух внуков и восьмимесячную лапочку-внучку. Она почтительно здоровается с Сайдасаном Тагировичем по-чеченски, c нами - по-русски. Неожиданному подарку для школы Елена Владимировна рада. Вот только проблема - учителя информатики в районе нет. Придется самим осваивать сложную технику. Сейчас в Шатойской средней школе учится 280 детей. Раньше, до войны, было около тысячи. Выпускники этой школы учились и продолжают учиться в самых престижных вузах Москвы, Петербурга, Самары, Нижнего Новгорода. Один из выпускников прошлых лет совсем недавно защитил в Питере докторскую диссертацию по травматологии в Военно-медицинской академии. Такими учениками может гордиться любая школа. Глава администрации тащит нас в сельсовет. В здании располагается и милиция, и администрация, и паспортный стол, и даже пожарная команда. К приезду из столицы Сайдасана собирается толпа народа. Всем необходимо, не откладывая дело в долгий ящик, решить насущные вопросы.

Так, - решает через час общения с земляками Дузаев, я вас отведу к военным, в комендатуру. Пока пообщаетесь с ними. А вечером прошу в гости ко мне в дом. Шашлык-машлык, зелень-мелень, как принято у нас на Кавказе". У коменданта Шатойской военной комендатуры полковника Мильчакова (далее все фамилии военных в оперативных целях изменены) в кабинете сизо от табачного дыма. Только что закончилась оперативная "пятиминутка", и офицеры расходятся по своим кабинетам.

"Вот, Петрович, журналистов тебе привел, - здоровается с комендантом Сайдасан Тагирович. - Ты их не обижай, покажи, что можно. А вечером - прошу в гости". Полковник устало смотрит на нас. В его взгляде читается: "Принесла же вас нелегкая на мою голову..." Проверив наши документы, полковник по рации вызывает в кабинет заместителя по воспитательной работе. "Это по твоей части. Разбирайся. Мне хватило визита госпожи Политковской".

Замполит, так по старинке в войсках зовут воспитателей, уроженец Пермской области, из Верещагино. Полковник Кочетков закончил Новосибирское военно-политическое училище, мотался по гарнизонам. Перед "дембелем" перевелся в родное училище преподавателем, получил квартиру. Уже хотел увольняться из рядов вооруженных сил, да послали в командировку на Кавказ. В Шатойской комендатуре - уже двадцать два месяца и пятнадцать дней. Комиссар кратко вводит нас в оперативную обстановку. На сегодня в "тихом "Шатойском районе пять подрывов. Есть тяжелораненые. Их вертолетом эвакуировали в госпиталь Моздока. Врачи говорят, что офицер, два солдата-срочника и водитель-прапорщик будут жить...

При оказании вооруженного сопротивления сегодня в одном горном селе уничтожены двое боевиков. Опознанием их трупов сейчас занимаются опера из ФСБ и местной милиции. Подрывы на дорогах каждый день. Похищения людей - тоже очень частое явление. В прошлом году на одной чеченской свадьбе похитили помощника коменданта района. Ночью обезглавленный труп офицера подкинули к воротам комендатуры... Район очень не спокойный. Особенно весной и в конце осени. Боевики с началом "зеленки" активизируют свою деятельность. Снег сошел, теперь им есть куда уходить. Базы в горах оттаяли, следов не видно. Горные перевалы в Грузию открыты до октября.

Замполит удивляется, как мы живыми, без охраны проехали в Шатой. Спокойно могли "свои же" сдать. Мол, Сайдасан везет в район журналистов. Похитить могли ради выкупа с вашей редакции. Журналисты, особенно центральных изданий и телекомпаний, всегда в цене. За съемочную группу Елены Масюк канал ОРТ отвалил Шамилю Басаеву 1 млн долларов. Наши с Володей головы замполит оценил по 1000 баксов. Узнав, что я офицер запаса, милостиво накинул еще тысячу (даже обидно стало, что нас так дешево оценивают на подпольном рынке работорговли).

В кабинет коменданта бочком просачивается офицер без знаков различия на погонах. Замполит вежливо извиняется и удаляется по своим делам. Новоприбывший оказывается из ФСБ. Он проверяет наши командировочные и редакционные удостоверения, записывает паспортные данные, фамилии родных и редактора. Также тихо и незаметно удаляется из кабинета. Мы остаемся одни. Проходит минута, другая томительного ожидания. И тут мне приспичило выйти "до ветру" по малой нужде. Я толкаю дверь и удивленно смотрю на Володю. Дверь оказывается заперта! Это, видимо, чтобы мы ненароком не сбежали. Вдруг "казачки" засланные. Проходит еще несколько минут ожидания. Дверь внезапно распахивается и на пороге возникает фигура черноусого подполковника.

"Подполковник Ващук, военная контрразведка, - представляется вошедший. - Документы. Фамилии, адреса. Как попали в Шатой? С какой целью?" Вопросы сыпются из него, как горох из мешка. Тут мне на ум приходит фраза из кинофильма "Семнадцать мгновений весны": " Верить, Штирлиц, нельзя никому. Мне можно..." ( ее произнес шеф гестапо "папаша" Мюллер при разговоре с полковником Исаевым. То бишь штандартенфюрером Штирлицем). "Какая нелегкая носит вас, журналюг, по "горячим точкам"?- не понимает Ващук. - Ладно бы правду писали. Так нет, попадаете в район боевых действий партизанскими тропами, не разобравшись в ситуации несете отсебятину. Как некто Бабацкий или Политковская. Эта дама неделю назад была в Шатойском районе. С военными, ФСБ и милицией не встретилась, а такого насочиняла про бесчинства федеральных силовых ведомств - хоть караул кричи... Командир недавно успокоился от нагоняев, полученных за эти публикации. Вышестоящее командование ему столько "пистонов" выписало, что я удивляюсь, как он вас в "зиндан" не закрыл?" В этот момент в кабинет (если так можно назвать комнатку с буржуйкой в углу, амбразурой вместо окна и топчаном со спальным мешком у стены) входит комендант полковник Мильчаков: "Начальник штаба сейчас подготовит боевое распоряжение, и вас отвезут в Ханкалу. В штаб группировки войск на Северном Кавказе. А пока идемте обедать. Давно ели?" В офицерской столовой комендант усаживается с нами за один стол. Видно, что он очень устал за эти апрельские дни. "Обстановка действительно очень напряженная. По данным разведки должны пройти бандформирования из Грузии. Те, кто зиму провел у "соседей". Поэтому вам, мужики, лучше отсюда убраться. Вот добьем эту заразу, приезжайте сюда отдыхать. Места здесь очень красивые. А сейчас, увольте, я вынужден вас депортировать в пресс-службу", - подводит итог нашей беседы комендант. Мы благодарим женщин-поваров за вкусный обед (салат из черемши, наваристый гороховый суп, гречневую кашу с гуляшом и сладкий компот) и выходим к ожидающей нас машине.

У командирского кабинета с бумагами в руках нас поджидает молодой (всего тридцать два года!) здоровяк подполковник. Он быстро подписывает боевое распоряжение, и мы трогаемся в обратную дорогу. За рулем "Волги" с тонированными стеклами чеченский боец из недавно сформированной стрелковой бригады. На заднем сидении еще один. При нашем появлении, они пристегивают магазины к автоматам и передергивают затворы, загоняя патрон в патронник.

Подполковник Дима всю дорогу рассказывает нам о местах, по которым мы проезжаем: "Там подорвался "КамАЗ", здесь был бой, вот тут банду брали, на восстановление этого цементного завода Березовский дал Аслану Масхадову миллион долларов наличными". Машина как бешеная летит по горному серпантину. Иначе нельзя. Надо на доли секунды успеть опередить взрыв мины или фугаса под колесами. Тогда есть надежда, что выживем. Вот такая "русская рулетка". Со всего разгона наша "Волга" бьется об очередную колдобину на дороге. Такое впечатление, что под задним мостом разорвалась граната. Не знаю, какое выражение лица у меня. Я украдкой смахиваю капельки пота со своего крючковатого носа. Побледневший фотокор Володя испуганно озирается по сторонам. Кажется, пронесло...

Не доезжая до села Старые Атаги случается первая заминка. Военные перекрыли дорогу и никого не пропускают. Дима подзывает старшего наряда, показывает документы, боевое распоряжение и говорит два магических слова "Шатойская комендатура". Под недовольный гул собравшихся у закрытого шлагбаума людей мы проезжаем первое КПП. Оказывается, в селе был подрыв, погибли гражданские люди. Их "Жигули" разорвало пополам. Сейчас в селе идет "зачистка" На очередном блок-посту нам сообщают, что в Грозном было еще несколько подрывов. По всем блокам прошла команда: "Стоп колеса". Но волшебные слова : "Шатойская комендатура. Везем журналистов в Ханкалу", - делают свое дело. Нас везде пропускают "по зеленой", без задержек. Если в горы мы добирались больше четырех часов, то обратно до Ханкалы мы домчались всего за два часа. Даже не заметили ( а может, у страха глаза велики). На пятачке возле железнодорожной ветки собрано такое количество армейских и милицейских подразделений, что поневоле начинаешь осознавать мощь нашей "легендарной и непобедимой". Задрав к небу хоботы стволов, рядком стоят грозные САУшки. Ежеминутно взлетают и садятся "крокодилы" и рабочие лошадки Ми-26. Где-то рядом урчат двигателями танки. Разбрасывая по сторона комья жирной глины, мимо проносятся тяжелые "КамАЗы" и Уралы, облепленные спецназовцами БТРы.

Дима уходит на КПП искать начальство. Молчавшие всю дорогу чеченские бойцы отстегивают магазины и разряжают автоматы. Мы выходим на свежий воздух покурить, разговариваем чеченцев. Ребята после Хасавюртовских соглашений были вынуждены уехать в Россию. Этот договор иначе как предательством со стороны федеральных властей они не называют. Сейчас многие из уехавших вернулись на родину. После многочисленных проверок на "лояльность" пошли служить в чеченский батальон.

Дима возвращается с КПП злой. "Сейчас в Ханкале "большой сбор". Идет раздача "слонов" и армии, и ментам, и минюсту за серию подрывов в республике. Ребятам надо успеть сдать нас с рук на руки и выскочить из города до наступления комендантского часа. Позже и свои, не разобравшись, "замочить" могут", - зло плюет в жирную глину подполковник Дима. Шлепая по лужам резиновыми сапогами, к нам подходит незнакомый майор. "Дежурный помощник военного коменданта Ханкалы майор Кравченко", - представляется он. Дима облегченно вздыхает и передает нас из рук в руки, берет с майора расписку. Мы прощаемся с нашими "конвоирами", и заляпанная грязью по самую крышу Волга рвет с места на бешенной скорости. Ребята спешат в горы. В свой родной гарнизон. Храни вас, ребята, все Боги на обратном пути (позже мы узнали, что в Шатой они вернулись без приключений).

Скептически посмотрев на наши полуботинки, майор Кравченко почесал подбородок, хмыкнул и выдавил из себя: "Придется топать в обход". Подхватив свои рюкзачки и кофры с фотоаппаратурой, мы журавлями запрыгали по лужам за сопровождающим нас майором. В пресс-службе объединенной группировки войск нас встретил заместитель командующего по связям с общественностью полковник Бородин: "Коллеги (полковник сам военный журналист, закончил Львовское политическое училище), у вас нет аккредитации аппарата Ястржемсского? Вы ведь работаете только при Правительстве республики, вот и сидите там. Встречайтесь с деятелями из ОБСЕ, ОНН и прочей трехомудии, которая мешает нам наводить конституционный порядок в регионе. Чего вас в горы понесло? Сейчас мой помощник Леша отведет вас в столовую. И будем думать, где вас расположить на ночь". На наши возражения он машет рукой: "Приказываю идти ужинать!" Приходится подчиняться. Ведь полковник он и в Африке полковник.

Пока мы ужинали, полковник Бородин созвонился с пресс-центром МВД, там есть свободные койки и родная милиция готова приютить журналистов. За нами на раздолбанном до нельзя уазике примчался майор милиции За два последних года Иван в командировке на Кавказе уже четвертый раз. Прибыл из Ставропольского ГУВД на должность начальника пресс-центра. "Жалко, вчера в Пермь уехал командир вашего ОМОНа Сережа Габа. Он привез своих ребят в Агишты. Да не беспокойтесь, пермяков у нас много. Скоро из рейда вернется Саша Облазцов, из горУВД. Он из спецопераций не вылазит со своей видеокамерой. Мотается на каждую зачистку. У вас в Перми все журналисты такие ненормальные? Поспать, пожрать некогда. Приедет, пленку отгонит и опять умотал с ребятами. Помню, в 2000 году ваша пермячка Марина Мальцева носилась по горам на бронетранспортере, как сатана. И снимала, снимала, снимала. Саша ее бывший подчиненный? Тогда понятно..."

Иван устраивает нас в свободный блок в гостинице.

За тонкой фанерной стенкой живут женщины из "подросткового" отдела. Хорошо слышно, как они обсуждают итоги прошедшего дня и составляют план на завтра.

Мы первый раз за прошедшие трое суток будем спать в тепле и на чистых простынях. Падаем, как подкошенные, и моментально засыпаем. Утром к нам дважды прибегает Иван и приводит участкового из Кишерти - Сашу К. Вместе с Иваном, не стесняясь выражений (богат и могуч русский язык), они костерят московское начальство. Милиционеров кинули, как последних пацанов - вместо трех месяцев продлили командировку на полгода (это не касается ОМОНа). Командировочные урезали, "боевые" закрывают по два дня за месяц работы. Зато "особо приближенные к императору" получают сполна. Кто работает "на земле", рискует своей головой каждый день на правах изгоев. А какая-нибудь "московская штучка" приедет с проверкой и ну погонять: "Вы все бездельники. Половину можно гнать из органов, только государевы деньги зря прожираете". Отметив командировку в штабе, с чувством выполненного долга под усиленной охраной убывает такой деятель в столицу. Рассказывать в главке своим подчиненным о "подвигах". А сам из Ханкалы носа не высунул". У всех, конечно, разная специфика работы, и служба в спецназе резко отличается от милицейских будней. Без ложной лести должен сказать, что единственная реально работающая силовая структура в Чечне - это милиция. Днем и ночью ОМОНы, СОБРы, уголовка, ДПСники, сводные отряды милиции, следователи мотаются по заданиям, ловят бандитов. Но после удачно проведенной операции, захвата важного боевика или склада с оружием приходит "старший брат" и подгребает результаты под себя. "Мы провели и изобличили..." - вещает с телеэкранов генерал Александр Зданович. А если произошел подрыв и погибли люди - виноваты менты: "Они с нами не посоветовались, сами полезли. Надо было обождать..." В этом плане на "внуков железного Феликса" в Чечне злые все - и милиция, и военные. А вроде бы одно дело делают...

В очередной раз к нам прибегает Иван : "Хватай мешки вокзал поехал! В Грозный идет колона. Вас подбросят к комплексу правительственных зданий". Колонна состоит из санитарки, двух "Уралов" с ЗПУ на кузовах и БРДМа. Замполит Ленинского отдела внутренних дел Грозного, старший в группе, материться на снабженцев: "Приехали за продуктами - дали двадцать палок полукопченой колбасы. Столько народа от работы оторвали, уйму горючки сожгли, людей лишнему риску подвергли, а на складе пожрать нечего. Как метлой вымели, хоть шаром покати" Наша колонна на бешеной скорости проносится по улицам города. Вот вся в развалинах площадь Минутка, рынок на проспекте Победы, мост генерала Романова, остатки памятника "Трем дуракам". И везде развалины и руины...

В расположении пермского спецназа нам несказанно рады, в вагон приходит командир "медведей" подполковник Дунькин, оперативники, бойцы отряда. Всем интересно узнать обстановку в республике. Пользуясь подвернувшимся случаем, девчата жалуются командиру: "На КПП на нас "наезжают" чеченские женщины, которые работают в правительстве. Мол, до вашего приезда нас так не проверяли, в сумках не рылись". "Это простая проверка "на вшивость, - успокаивает расстроенных пермячек Владислав Николаевич. - Ваши служебные инструкции написаны кровью. Один раз дадите слабину - не миновать беды. Вспомните девушку с пылесосом, все встанет на свои места. Ведь ее кто-то пропустил, не досмотрев вещи".

В обед проносится слух: на фугасе подорвался автобус с чеченским ОМОНом. Шестнадцать человек погибли на месте, двоих выстрелами из развалин убил снайпер. Оставшиеся в живых бросились в расположенное неподалеку здание телерадиокомпании (кто-то видел, как после взрыва туда забежали люди). Ворвавшиеся в телецентр ОМОНовцы избили журналистов, разбили цифровую видеокамеру, двенадцать человек арестовали и закрыли в "зиндан". Мы с Володей стремглав бежим к НТВшникам (благо, они живут рядом с пермяками). Телевизионщики в своем вагончике мрачно пьют медицинский спирт. Оказывается, вчера они договорились с ребятами поехать на зачистку. Но дождь и утренняя лень помешали этой поездке. Еще не совсем поверив, что благодаря слепому случаю они остались живы, съемочная бригада накачивается алкоголем. Пьянка пьянкой, но в вечернем выпуске новостей на канале НТВ ребята выдают в эфир сюжет с места события. С комментариями руководства МВД, прокуратуры и простых жителей. Вот это профессионализм и оперативность!

В городе и в кабинетах правительства только и разговоров, что о гибели Чеченского ОМОНа. Все чаще слышится страшное слово "джихад". Оставшиеся в живых милиционеры на могилах своих погибших товарищей поклялись отомстить бандитам. По оперативным данным, подрыв автобуса - месть за "зачистки" в Старых Промыслах и Атагах. Всю ночь перед терактом бандиты общались на милицейской волне с омоновцами, обещая им смерть, если задержанных не отпустят. Угроза была не блефом...

В Ханкалу прилетел Борис Грызлов. Милицейское начальство всех рангов сейчас отдувается за серию подрывов и гибель людей. Скорее всего будут сделаны "оргвыводы", и некоторые начальники отправятся на свои подмосковные дачи выращивать клубнику с помидорами. В свободное от сельхозработ время эти горе-руководители будут давать многочисленные интервью и писать мемуары. Ладно, это на их совести. Но, глядя на неразбериху и несогласованность действий разных силовых ведомств, возникает огромное желание увидеть в садах и огородах нашей Родины побольше таких "мичуринцев"... В курилке Ленинского временного отдела хорошо выпивший подполковник со слезами на глазах выкуривает сигарету за сигаретой.

- Руководители, мать вашу... - ругается начальник "убойного" отдела. - Послали проверить, кто по "зеленке" шарится. Ну мы подлетели, засекли передвижение 10-12 вооруженных людей в низине. Те цепочкой шли вдоль оврага. У меня четыре милиционера да пулемет на "броне". А они вооружены, как в кино: гранатометы, два пулемета, миномет на станке тащат. Мы поле перебежали, залегли, значит. Ждем, когда подойдут поближе, чтобы огонь на поражение открыть. И открыли бы, блин печеный... Но их боец поскользнулся и столько "лестных слов" выдал по-русски, сколько я от старшины в казарме не слышал. Начали перекрикиваться. Оказалось, тюменский СОБР. Их послали проверить и уничтожить нашу "бандгруппу", ешкин кот. Чудом друг друга не "замочили". Это еще херня. Нас на минное поле этот урод - подполковник грозит кому-то вверх кулачищем - послал. Там же все заминировано: и "лягушки", и "лепестки", и МУНки стоят. Как не сработали, не знаю...

Стоящие рядом милиционеры мрачно слушают этот монолог. Они все ежедневно работают "на земле" - такие сюрпризы для ребят не новость.

Увидев приближающуюся под охраной БТРа с десантом на борту начальственную машину, опера подхватывают подполковника под руки. И уводят в спальное помещение. От греха подальше.

В курилке повисает мрачная тишина. Каждый из присутствующих молча примеривает ситуацию конкретно на себя. От этого по спине бегут мурашки и очень охота посетить гальюн.

У подъезда стоит оперативный уазик. Ребята решили "прошвырнуться" по городу и навестить батюшку в православном храме. Мы напрашиваемся попутчиками в машину к операм. Храм расположен в центральной части города, которая наиболее пострадала от войны. От постройки остались одни стены да обуглившийся, лопнувший от жара колокол. Железные ворота и кирпичная стена в следах от пуль и осколков. Мы долго стучимся в церковные ворота. Но нам не открывают. Через дыры от пуль и снарядов видно: какое-то восстановление храма идет, заметна свежая кирпичная кладка. "Службы в церкви идут регулярно, - рассказывают опера, - первого батюшку расстреляли при генерале Дудаеве. Второго при Масхадове трижды выводили на расстрел, ставили к стенке, дадут очередь над головой и уходят. Мы уже и блокпост поближе передвинули, чтобы батюшку защитить. Да разве ночью услышишь, кругом одни развалины. К настоятелю храма приезжали из епархии и из Москвы, уговаривали оставить храм, перебраться в более спокойное место. Куда там! Ни в какую". А еще в Моздоке есть отец Константин. Вводят нас в курс "дел церковных" оперативники. Он часто приезжает в воинские части, в госпиталь, крестит живых и отпевает погибших. В прошлом - капитан ВДВ, воевал в Афганистане, награжден орденом Красной Звезды, двумя медалями "За отвагу", церковным орденом Святого Александра Невского. Это вообще легенда, а не поп. Побольше бы таких воспитателей в войска... Мы возвращаемся на "базу". Ребятам надо отоспаться. Ночью у них рейд в Шали. Сколько не просимся, не берут. Слишком опасно. Зато передают "на большую землю" пачку писем. Просят отправить из Москвы или Перми. Так быстрее дойдут весточки домой.

Утром узнаем, что во время "зачистки" ребята взяли начальника оперативного штаба Аслана Масхадова. Взяли тихо, без выстрелов. При бывшем капитане II ранга Исламе Хасуханове обнаружены планы захвата атомной подводной лодки под Владивостоком, рецепты приготовления ядов и ящики с уже отравленной водкой. Когда-то бравый морской офицер был на хорошем счету у командования ВМФ, его кандидатуру даже рассматривали на должность командира АПЛ "Курск". Но он плюнул на военную карьеру, польстился на посулы бывшего начальника штаба дивизии полковника Аслана Масхадова.

"Важняка" моментально забрали ребята всесильного ведомства "рыцарей с холодным сердцем и чистыми руками". В обед с телеэкранов Александр Зданович опять вещает об очередной успешной операции компетентных органов. Полноте, генерал! "Вас тут даже не стояло, когда менты ночью брали эту сволочь. Вы бы "младшим братьям" за эту операцию хоть бутылку поставили. А то стыдно за "неуставщину".

В пресс-службе нам сообщают, что рано утром идет микроавтобус до Минеральных Вод. Встречать очередную делегацию из ОБСЕ. В автобусе есть два места для нас. Нашими попутчиками будут ребята из телеканала НТВ. Те самые, что остались в живых благодаря своей лени и плохой погоде. Все мы собираем вещи. "Медведи" желают спокойной дороги и скорейшего возвращения домой. Видно, как они завистливо смотрят на наши сборы. Оно и понятно, через три дня мы будем в родной Перми. А им нести службу в Грозном еще долгих шестьдесят семь дней.